Название: "Игра марионеток"
Автор: .Dancer.
Бета: ~dark_rose_for_elven_king~
Герои/пейринг: Юно/Джеджун
Рейтинг: R
Жанр: AU, детектив, ангст, хоррор, экшн
Отказ от прав: мальчики принадлежат себе, все описанные улицы реально существуют и принадлежат Праге, мысли принадлежат автору, в общем, не претендую
Краткое описание: Двадцатый век. Двадцатые годы. Мир испытал на себе всю ярость и мощь Первой мировой войны, Европа пытается оправиться от ран и построить жизнь по-новому. Чехия и Словакия объединяются в вымученный союз и выходят из-под правления Австро-Венгрии. Шаткое равновесие может быть нарушено лишь одним неверным шагом любой из сторон. Азия так же полна противоречий. Корея под властью Японии и жаждет свободы. В свою очередь, у японцев другие планы относительно мира. В это время человек, пытающийся откинуть свое прошлое, вынужден к нему вернуться...
От автора: Просто хотела сказать то, что по своей глупости не сказала раньше) Каюсь... Этого фанфика и вообще всей моей Праги не было бы без одного человека, которого я безмерно люблю и уважаю) miniMin, все что я делаю, - это лишь твоя заслуга) Ты всегда в моем сердце
Глава 1-10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15-16
- Я всегда был примерным сыном. Сколько помню себя, с детских лет, не было ни разу, чтобы я ослушался его решения, – глаза Юно смотрели куда-то в потолок. Далекий и очень печальный взгляд будто замечал на грязном сером потолке что-то, недоступное другим людям, словно частичка безумия запертых в этом месте людей передалась ему… А, может быть, открыла истину…
Джеджун лежал рядом с ним на жесткой больничной койке и также смотрел в потолок. Где-то в глубине души художника плескалась обида. Обида даже не на Земана и его несвоевременное появление, обида за уничтоженный момент близости, за мгновения, наполненные безграничным доверием, растоптанные глупым появлением прозектора.
- Я не помню ни одного момента, когда я был готов ослушаться отца. Хотел? Да. Мечтал сказать что-то противоположное его суждению, привести свою точку зрения просто хотя бы как альтернативу его, а, может быть, даже разозлить, вывести из вечного состояния равновесия? О, да, – продолжал Юно, на мгновение на его лице возникла жестокая и в то же время горькая полуулыбка. – Ослушался ли я хоть раз его решения? Нет. Не мог. Отец не был жесток, а мать не была столь бесправна, чтобы не суметь защитить меня, но… как отличный пес, я выполнял все его команды с самого детства. Я был отлично выдрессирован, – губы детектива вновь растянулись в усмешке.
- Ты точно хочешь говорить об этом? – с сомнением произнес Джеджун. Его пальцы - холодные, замерзшие от сквозняков, гулявших по всем помещениям этой лечебницы, - осторожно коснулись запястья Юно. Тот ловко поймал пальцы художника, чуть сжал их в своей ладони, согревая. Тем не менее, на его лице не дрогнул ни единый мускул.
- Почему бы нет? – едва заметно пожал плечами Юно. – Почему бы не об этом… В конце концов, вся та жизнь уже далеко в прошлом. Как и отец, и мать, и домик в Кванчжу… и моя сестра – маленькая плакса Джихё… Теперь можно говорить.
Джеджун втянул носом воздух – то ли хотел сказать что-то, то ли просто вздохнуть. Казалось, Юно даже не обратил на это внимания, лишь на пару мгновений прервал свой рассказ.
- Меня дрессировали, Дже. Как пса. Хорошего пса – сторожи, выполняй команды и не смей тявкать на хозяев. Когда мне говорили учиться, я все силы отдавал учебе, когда говорили о нехватке денег, я подрабатывал. Когда отец удивлялся, что у меня так мало друзей, я шел и заводил друзей, становился центром всеобщего внимания… Если вдруг отец высказывал сомнение в моей смелости, на следующий же день я затевал драку до кровавых синяков. Я был лучшим. Лучшим, конечно же, в представлении моего отца.
После этих слов Юно надолго замолчал. Где-то в самой глубине, во мраке, затопившем его мысли, как искры, разгорались отблески воспоминаний. Когда-то яркие, заставляющие рваться всей душой к дому, теперь больше похожие на блеклые тени, родившиеся от тусклого неверного пламени свечи… Слишком долго Юно гнал от себя эти воспоминания, слишком отчаянно хотел забыть, почувствовать, наконец, правоту там, где никогда не ощущал себя хоть сколько-нибудь уверенным.
- Наверное, когда-нибудь я буду рассказывать все это с легким сердцем и на этом самом моменте скажу «а самое смешное…», - мужчина поморщился, как от боли.
Джеджун сжал губы. Он не мог ни помочь, ни облегчить боль, даже его присутствие здесь и сейчас казалось просто стечением обстоятельств. Тем не менее… Художник вздохнул и повернулся на бок, лицом к мужчине, его ладонь уверенно легла на мерно вздымающуюся грудь Юно. Детектив прикрыл глаза.
- А самое смешное, - голос мужчины дрогнул, - что именно эта любовь отца к дрессуре, в конце концов, освободила меня от него… Отличный ученик, способный, исполнительный, крайне усердный, пробившийся из провинции в университет в Сеуле… «Третье поколение юристов, третье!» - с нажимом твердил декан нашего факультета, потрясая кулаком в воздухе. Он так и не сел на место, пока особая комиссия во главе с ректором не выбрала спонсировать меня – скромного неразговорчивого отличника – для поездки заграницу. Тогда это вдруг стало модно – отсылать детей учиться заграницу, но, конечно, моя семья, сколько бы юристов в ней не рождалось, не могла позволить себе оплатить даже билет в один конец… Что ж, можно сказать, что мне повезло. Прошло несколько месяцев – таких незаметных, суетливых и в то же время бесполезных, - и вот я на Пражском вокзале в обнимку с потертым отцовским чемоданом.
Юно вновь замолчал. Вздохнул, на мгновение его лицо дрогнуло, Джеджун подумал, что детектив сейчас повернется, посмотрит на него, но тот, будто сдерживая себя, вновь устремил взгляд в потолок.
- Учебу я закончил с отличием, диплом получал здесь же. За полтора года в университете я изменился. То воспитание, та дрессура, что годами прививал мне отец, как-то прогнулась, размягчилась от вольной жизни. Я уже не хотел и не мог просто подчиняться… То, чему день за днем учили нас – отстаивать свою точку зрения, защищать ее. Не только и не столько своего подзащитного – тот-то должен в любом деле оставаться нейтральной, в некоторой степени абстрактной персоной – а саму твою мысль о его невиновности, всего-навсего твое личное мнение…
Наверное, можно сказать, что одна дрессура – более жесткая и стремительная, более напористая – в конце концов, подавила другую, ту, что годами взращивал отец, загнала ее куда-то глубоко в подсознание. Не важно… Появившиеся за время учебы друзья упрашивали меня остаться в Европе, обещали помочь и с квартирой, и с работой. Но мне не терпелось вернуться к отцу – показать ему, чего я добился… Каким стал…
- Каким ты стал, Юно? – тихо и с какой-то скрытой печалью, словно рассказываемая история разворачивалась на его глазах, словно он сам был ее участником, переживавшим, страдавшим, спросил Джеджун. На мгновение в его голосе послышались повелительные нотки, и он, будто желая подавить их, понизил голос, произнеся имя детектива уже беззвучно.
- Да по сути… - на мгновение мужчина замолчал, - по сути, только попав домой я понял, что ничего для меня не изменилось. Что для отца я не вырос, не стал взрослым, как и не стал самостоятельным… как и не стал дипломированным юристом. Все и всегда отец знал лучше меня. Для него я остался мальчишкой, бесправным в своем мнении ребенком… С прорезавшимся гонором, с выросшим в разы эгоизмом, но все это списывалось на вольности Европы и по мнению родителей должно было скоро пройти… А я уже просто не мог по-другому. Не мог оставаться марионеткой в его руках, шансом исправить ошибки, совершенные им в молодости, просто материалом для взращивания надежной опоры в старости… Не мог больше терпеть, чтобы меня дрессировали. Поэтому, когда отец со всей торжественностью сообщил, что я женюсь на дочери его друга молодости, причем женюсь в ближайшее время, я взбунтовался. Оказывается, приготовления начались еще за полгода до моего возвращения… Этого вынести я тоже не смог. Не подчинился. Знаешь, меня взбесило даже не то, что выбор невесты произошел без меня, и не то, что я ее – бедную девушку – даже ни разу не видел… Нет. Из себя меня выводило осознание того, что он все знал… Понимаешь, знал наперед, как я поступлю. Будто это был только его расчет, не более. Отец дрессировал меня, чтобы я стал лучшим, а потом его же воспитание, как я понял только много позже, заставило меня отправить в мусорную урну все предложения о работе в Европе и вернуться домой – прямо к назначенной отцом дате свадьбы.
Юно сделал паузу. Ладонь Джеджуна мирно покоилась на его груди, вздымающейся в такт с размеренным дыханием.
- Я сбежал, - наконец проговорил детектив, разрывая гнетущую, наполненную лишь глухим жалобным завыванием ветра, тишину. – Как вор, как преступник… будто это я был не прав, я, а не он!.. Понимаешь?
Джеджун слабо кивнул. Резкий и, казалось, столь болезненный для детектива переход от постоянной сдержанности к проявлению своих истинных чувств словно забрал у художника все его силы. Будто это он сам сражался, пусть по-детски, пусть глупо, но сражался за независимость, за свое собственное мнение, за выбранное им самим будущее… На несколько секунд художник задержал дыхание – так оно и было на самом деле… Он и Юно – они оба словно были отражением одного существа в абсолютно разных мирах…
В момент, когда пальцы художника легко погладили волосы Юно, детектив закрыл глаза, окончательно проваливаясь в воспоминания. Словно он снова лежал в своей комнате, дождь за окном заливал улицы Кванчжу, а маленькая мягкая ладошка сестры гладила его по голове. Джихё, тогда еще совсем ребенок, была, казалось, единственным человеком, понимавшим, насколько тяжело было Юно, сопротивляясь самому себе и своей собственной покорности перед отцом, оправдывать возложенные на него ожидания.
- Я бросил ее… мою Джихё, – тяжело проговорил детектив. – Даже не попрощался… Первое время еще тешил себя глупой мыслью, что вернусь и заберу ее тоже, и только потом понял, что это все лишь отговорки для успокоения совести.
Джеджун закусил губу. Ему отчаянно хотелось сказать хотя бы что-то, что могло бы утешить мужчину, но все подходящие слова словно запутались в его собственных мыслях о доме… о Родине…
- Ты дурак, Чон Юно, – просто сказал он, поднимаясь с кровати. – Ты коришь себя за то, что не можешь спасти всех и вся. Поэтому ты и стал детективом, а не адвокатом… Пытаешься быть максимально полезным… Ради себя, не ради тех, кого спасаешь.
Детектив сел, непонимающе взирая на художника. В его взгляде читалась легкая обида и очень много непонимания.
Джеджун устало вздохнул. На мгновение на его губах появилась легкая усмешка… Мужчина нагнулся к Юно, неподвижно сидящему на кровати словно в каком-то оцепенении. На мгновение их губы встретились, не в поцелуе, просто в легком прикосновении. Затем художник отстранился.
- Просто спаси себя, этого будет достаточно, - только сказал Джеджун и вышел из комнаты.
Далее – в комментариях
Автор: .Dancer.
Бета: ~dark_rose_for_elven_king~
Герои/пейринг: Юно/Джеджун
Рейтинг: R
Жанр: AU, детектив, ангст, хоррор, экшн
Отказ от прав: мальчики принадлежат себе, все описанные улицы реально существуют и принадлежат Праге, мысли принадлежат автору, в общем, не претендую
Краткое описание: Двадцатый век. Двадцатые годы. Мир испытал на себе всю ярость и мощь Первой мировой войны, Европа пытается оправиться от ран и построить жизнь по-новому. Чехия и Словакия объединяются в вымученный союз и выходят из-под правления Австро-Венгрии. Шаткое равновесие может быть нарушено лишь одним неверным шагом любой из сторон. Азия так же полна противоречий. Корея под властью Японии и жаждет свободы. В свою очередь, у японцев другие планы относительно мира. В это время человек, пытающийся откинуть свое прошлое, вынужден к нему вернуться...
От автора: Просто хотела сказать то, что по своей глупости не сказала раньше) Каюсь... Этого фанфика и вообще всей моей Праги не было бы без одного человека, которого я безмерно люблю и уважаю) miniMin, все что я делаю, - это лишь твоя заслуга) Ты всегда в моем сердце
Глава 1-10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15-16
Глава пятнадцатая, в которой Юно решает быть откровенным, но в дело вмешиваются рубины.
- Я всегда был примерным сыном. Сколько помню себя, с детских лет, не было ни разу, чтобы я ослушался его решения, – глаза Юно смотрели куда-то в потолок. Далекий и очень печальный взгляд будто замечал на грязном сером потолке что-то, недоступное другим людям, словно частичка безумия запертых в этом месте людей передалась ему… А, может быть, открыла истину…
Джеджун лежал рядом с ним на жесткой больничной койке и также смотрел в потолок. Где-то в глубине души художника плескалась обида. Обида даже не на Земана и его несвоевременное появление, обида за уничтоженный момент близости, за мгновения, наполненные безграничным доверием, растоптанные глупым появлением прозектора.
- Я не помню ни одного момента, когда я был готов ослушаться отца. Хотел? Да. Мечтал сказать что-то противоположное его суждению, привести свою точку зрения просто хотя бы как альтернативу его, а, может быть, даже разозлить, вывести из вечного состояния равновесия? О, да, – продолжал Юно, на мгновение на его лице возникла жестокая и в то же время горькая полуулыбка. – Ослушался ли я хоть раз его решения? Нет. Не мог. Отец не был жесток, а мать не была столь бесправна, чтобы не суметь защитить меня, но… как отличный пес, я выполнял все его команды с самого детства. Я был отлично выдрессирован, – губы детектива вновь растянулись в усмешке.
- Ты точно хочешь говорить об этом? – с сомнением произнес Джеджун. Его пальцы - холодные, замерзшие от сквозняков, гулявших по всем помещениям этой лечебницы, - осторожно коснулись запястья Юно. Тот ловко поймал пальцы художника, чуть сжал их в своей ладони, согревая. Тем не менее, на его лице не дрогнул ни единый мускул.
- Почему бы нет? – едва заметно пожал плечами Юно. – Почему бы не об этом… В конце концов, вся та жизнь уже далеко в прошлом. Как и отец, и мать, и домик в Кванчжу… и моя сестра – маленькая плакса Джихё… Теперь можно говорить.
Джеджун втянул носом воздух – то ли хотел сказать что-то, то ли просто вздохнуть. Казалось, Юно даже не обратил на это внимания, лишь на пару мгновений прервал свой рассказ.
- Меня дрессировали, Дже. Как пса. Хорошего пса – сторожи, выполняй команды и не смей тявкать на хозяев. Когда мне говорили учиться, я все силы отдавал учебе, когда говорили о нехватке денег, я подрабатывал. Когда отец удивлялся, что у меня так мало друзей, я шел и заводил друзей, становился центром всеобщего внимания… Если вдруг отец высказывал сомнение в моей смелости, на следующий же день я затевал драку до кровавых синяков. Я был лучшим. Лучшим, конечно же, в представлении моего отца.
После этих слов Юно надолго замолчал. Где-то в самой глубине, во мраке, затопившем его мысли, как искры, разгорались отблески воспоминаний. Когда-то яркие, заставляющие рваться всей душой к дому, теперь больше похожие на блеклые тени, родившиеся от тусклого неверного пламени свечи… Слишком долго Юно гнал от себя эти воспоминания, слишком отчаянно хотел забыть, почувствовать, наконец, правоту там, где никогда не ощущал себя хоть сколько-нибудь уверенным.
- Наверное, когда-нибудь я буду рассказывать все это с легким сердцем и на этом самом моменте скажу «а самое смешное…», - мужчина поморщился, как от боли.
Джеджун сжал губы. Он не мог ни помочь, ни облегчить боль, даже его присутствие здесь и сейчас казалось просто стечением обстоятельств. Тем не менее… Художник вздохнул и повернулся на бок, лицом к мужчине, его ладонь уверенно легла на мерно вздымающуюся грудь Юно. Детектив прикрыл глаза.
- А самое смешное, - голос мужчины дрогнул, - что именно эта любовь отца к дрессуре, в конце концов, освободила меня от него… Отличный ученик, способный, исполнительный, крайне усердный, пробившийся из провинции в университет в Сеуле… «Третье поколение юристов, третье!» - с нажимом твердил декан нашего факультета, потрясая кулаком в воздухе. Он так и не сел на место, пока особая комиссия во главе с ректором не выбрала спонсировать меня – скромного неразговорчивого отличника – для поездки заграницу. Тогда это вдруг стало модно – отсылать детей учиться заграницу, но, конечно, моя семья, сколько бы юристов в ней не рождалось, не могла позволить себе оплатить даже билет в один конец… Что ж, можно сказать, что мне повезло. Прошло несколько месяцев – таких незаметных, суетливых и в то же время бесполезных, - и вот я на Пражском вокзале в обнимку с потертым отцовским чемоданом.
Юно вновь замолчал. Вздохнул, на мгновение его лицо дрогнуло, Джеджун подумал, что детектив сейчас повернется, посмотрит на него, но тот, будто сдерживая себя, вновь устремил взгляд в потолок.
- Учебу я закончил с отличием, диплом получал здесь же. За полтора года в университете я изменился. То воспитание, та дрессура, что годами прививал мне отец, как-то прогнулась, размягчилась от вольной жизни. Я уже не хотел и не мог просто подчиняться… То, чему день за днем учили нас – отстаивать свою точку зрения, защищать ее. Не только и не столько своего подзащитного – тот-то должен в любом деле оставаться нейтральной, в некоторой степени абстрактной персоной – а саму твою мысль о его невиновности, всего-навсего твое личное мнение…
Наверное, можно сказать, что одна дрессура – более жесткая и стремительная, более напористая – в конце концов, подавила другую, ту, что годами взращивал отец, загнала ее куда-то глубоко в подсознание. Не важно… Появившиеся за время учебы друзья упрашивали меня остаться в Европе, обещали помочь и с квартирой, и с работой. Но мне не терпелось вернуться к отцу – показать ему, чего я добился… Каким стал…
- Каким ты стал, Юно? – тихо и с какой-то скрытой печалью, словно рассказываемая история разворачивалась на его глазах, словно он сам был ее участником, переживавшим, страдавшим, спросил Джеджун. На мгновение в его голосе послышались повелительные нотки, и он, будто желая подавить их, понизил голос, произнеся имя детектива уже беззвучно.
- Да по сути… - на мгновение мужчина замолчал, - по сути, только попав домой я понял, что ничего для меня не изменилось. Что для отца я не вырос, не стал взрослым, как и не стал самостоятельным… как и не стал дипломированным юристом. Все и всегда отец знал лучше меня. Для него я остался мальчишкой, бесправным в своем мнении ребенком… С прорезавшимся гонором, с выросшим в разы эгоизмом, но все это списывалось на вольности Европы и по мнению родителей должно было скоро пройти… А я уже просто не мог по-другому. Не мог оставаться марионеткой в его руках, шансом исправить ошибки, совершенные им в молодости, просто материалом для взращивания надежной опоры в старости… Не мог больше терпеть, чтобы меня дрессировали. Поэтому, когда отец со всей торжественностью сообщил, что я женюсь на дочери его друга молодости, причем женюсь в ближайшее время, я взбунтовался. Оказывается, приготовления начались еще за полгода до моего возвращения… Этого вынести я тоже не смог. Не подчинился. Знаешь, меня взбесило даже не то, что выбор невесты произошел без меня, и не то, что я ее – бедную девушку – даже ни разу не видел… Нет. Из себя меня выводило осознание того, что он все знал… Понимаешь, знал наперед, как я поступлю. Будто это был только его расчет, не более. Отец дрессировал меня, чтобы я стал лучшим, а потом его же воспитание, как я понял только много позже, заставило меня отправить в мусорную урну все предложения о работе в Европе и вернуться домой – прямо к назначенной отцом дате свадьбы.
Юно сделал паузу. Ладонь Джеджуна мирно покоилась на его груди, вздымающейся в такт с размеренным дыханием.
- Я сбежал, - наконец проговорил детектив, разрывая гнетущую, наполненную лишь глухим жалобным завыванием ветра, тишину. – Как вор, как преступник… будто это я был не прав, я, а не он!.. Понимаешь?
Джеджун слабо кивнул. Резкий и, казалось, столь болезненный для детектива переход от постоянной сдержанности к проявлению своих истинных чувств словно забрал у художника все его силы. Будто это он сам сражался, пусть по-детски, пусть глупо, но сражался за независимость, за свое собственное мнение, за выбранное им самим будущее… На несколько секунд художник задержал дыхание – так оно и было на самом деле… Он и Юно – они оба словно были отражением одного существа в абсолютно разных мирах…
В момент, когда пальцы художника легко погладили волосы Юно, детектив закрыл глаза, окончательно проваливаясь в воспоминания. Словно он снова лежал в своей комнате, дождь за окном заливал улицы Кванчжу, а маленькая мягкая ладошка сестры гладила его по голове. Джихё, тогда еще совсем ребенок, была, казалось, единственным человеком, понимавшим, насколько тяжело было Юно, сопротивляясь самому себе и своей собственной покорности перед отцом, оправдывать возложенные на него ожидания.
- Я бросил ее… мою Джихё, – тяжело проговорил детектив. – Даже не попрощался… Первое время еще тешил себя глупой мыслью, что вернусь и заберу ее тоже, и только потом понял, что это все лишь отговорки для успокоения совести.
Джеджун закусил губу. Ему отчаянно хотелось сказать хотя бы что-то, что могло бы утешить мужчину, но все подходящие слова словно запутались в его собственных мыслях о доме… о Родине…
- Ты дурак, Чон Юно, – просто сказал он, поднимаясь с кровати. – Ты коришь себя за то, что не можешь спасти всех и вся. Поэтому ты и стал детективом, а не адвокатом… Пытаешься быть максимально полезным… Ради себя, не ради тех, кого спасаешь.
Детектив сел, непонимающе взирая на художника. В его взгляде читалась легкая обида и очень много непонимания.
Джеджун устало вздохнул. На мгновение на его губах появилась легкая усмешка… Мужчина нагнулся к Юно, неподвижно сидящему на кровати словно в каком-то оцепенении. На мгновение их губы встретились, не в поцелуе, просто в легком прикосновении. Затем художник отстранился.
- Просто спаси себя, этого будет достаточно, - только сказал Джеджун и вышел из комнаты.
Далее – в комментариях
@темы: жанр: АУ, пейринг: ЮнДже, тип: фанфик, фандом: TVXQ, жанр: хоррор, размер: макси, рейтинг: R, жанр: детектив, жанр: драма, жанр: ангст, жанр: романс, жанр: экшн
-
-
05.05.2010 в 22:59Обратная дорога в город казалась неимоверно долгой. Юно сидел, повернувшись к маленькому окну. Серый туман, затопивший, казалось, все вокруг, скрывал от взгляда и дорогу, и голые, готовые к зимним морозам деревья. Их ветви, словно в приступе какой-то страшной болезни, скрученные и переплетенные, движимые ветром, на мгновение становились чуть более различимыми за пеленой тумана, а затем вновь исчезали, растворялись, становились лишь частью размытых теней за белесым занавесом. Юно казалось, выйди он сейчас из экипажа, туман завладеет и им, заколдует, заставит подчиниться и лишь потом разорвет в клочья, превратив в одну из бесплотных теней.
Детектив потер переносицу – на мгновение на самой границе леса ему почудился силуэт то ли причудливого зверя, то ли всадника, мчащегося куда-то. Тот словно пригнулся к самой гриве лошади, спасаясь от ветра. Или, может быть, зверь-великан приготовился к прыжку, извернулся, готовый в любой момент пересечь ирреальную границу между туманом и явью, напасть, сбить лошадь с ног, убить... Юно глубоко вздохнул, он понимал, что сейчас абсолютно не время для детских страхов, но никак не мог сосредоточиться.
- Кх-кх… - Земан в очередной раз откашлялся.
Понял ли он, чему помешал накануне ночью или просто чувствовал свою вину за что-то абстрактное, что, по мнению детектива, мучило его отнюдь не редко, Юно было удивительно все равно. Детектив оторвал, наконец, взгляд от окна и хмуро посмотрел на прозектора.
- Кх–кх, - снова откашлялся тот, будто в горле у него что-то застряло. - Так что вы думаете делать дальше, детектив?
Юно пожал плечами. Художник, сидевший рядом с ним, с самого утра проявлял, казалось, абсолютное равнодушие ко всему, что его окружало, и был погружен в собственные мысли, неведомые Юно.
- Первым делом отправлюсь к Бритве. Парень обманул нас, и я догадываюсь, что, скорее всего, потому, что именно он и его прихвостни скрывают девушку… или же каким-то другим образом замешены в ее исчезновении…
В этот момент Джеджун рядом с ним коротко ойкнул, потянул руку из кармана.
- Укололся, - просто сказал он, пожав плечами. - Что-то мешается за подкладкой. – художник повозился минуту и, вынув руку из кармана, продемонстрировал находку. На узкой бледной ладони алые огоньки рубинов казались зловещим предзнаменованием, каплями застывшей, замерзшей крови, еще не пролитой, но ждущей своего часа. Темное серебро аккуратными завитками оплетало их, опутывало тяжелой вязью… Украшение было знакомо Юно до боли.
- Что это?.. – глухо проговорил детектив.
- Украшение Всеславы, - Джеджун поморщился и продемонстрировал разорванную серебряную цепочку, на которой и висела рубиновая подвеска.
- Откуда? Откуда это? – севшим голосом переспросил мужчина.
- Мы собирались в Градчаны тем вечером, - с некоторым удивлением ответил художник. – Я пошел с девушками узнать обстановку в городе. Всеслава собиралась дольше всех, долго о чем-то спорила с Ангелой, потом с Зулу, и, в конце концов, с Терезой, поэтому как всегда опаздывала. Плащ одевала уже на улице, зацепилась цепочкой за воротник, та порвалась. Тереза убрала ее в карман, чтобы не потерялась, но, видимо, забыла – подвеска упала за подкладку. А вчера она дала это пальто мне. Вот и все. А что?
- Давно это было? – настаивал детектив. Ему казалось, что-то внутри него замерло что-то, скрученное, сжатое, готовое в любой момент взорваться. Предчувствие чего-то плохого, какой-то фатальной оплошности…
- Нет, - Джеджун нахмурился, помолчал пару секунд. - Нет… Всеславу в тот день убили…
- На ней были серьги? Такие же? – нетерпеливо спросил Юно, перебив ответ художника.
- Да, - казалось, с каждым мгновением Джеджун мрачнеет все сильнее и сильнее. - Всеслава была помешана на этом. Внешний вид, платья, украшения подороже. В рубинах этих вообще души не чаяла… Что? Можешь ты, наконец, объяснить? – резко сменив тон, с нажимом произнес художник.
Лицо Юно казалось застывшей маской. Он потянулся ко внутреннему карману, и мгновением позже на его раскрытой ладони лежали точно такие же, как подвеска в руке художника, серебряные серьги с рубинами – находка из комнаты Ангелы.
В туманном свете только зарождающегося утра камни казались кровавыми.
-
-
05.05.2010 в 23:00Мысли Юно намного опережали движение экипажа. Они, подобно импульсам, ярким и обжигающим, били по нервам, заставляя гнаться вперед – за призрачной идеей виновности молодой, казалось, подобно ребенку, наивной и импульсивной Ангелы. Гнаться за фантомом ее причастности к отвратительным убийствам.
Как, каким образом у нее могли оказаться серьги покойной Всеславы… Когда именно она взяла украшения? Сняла с трупа? Юно поморщился. Возможность такого развития событий не давала ему покоя. И главный вопрос был не в том, является ли убийцей Ангела – в это детектив не мог поверить, как ни старался убедить себя в необходимости сохранять нейтралитет. Просто девушка могла видеть убийцу. Возможно, ей удалось бы даже опознать его – того человека, которого заметила Всеслава, к которому пошла и которым была зверски убита… Ангела могла дать детективу хотя бы крупицы знаний, недоступных ему, хотя бы тонкую ниточку надежды расправиться с этим делом. Завершить вереницу убийств.
Экипаж проезжал уже по сонным, только просыпавшимся улицам Праги. Дома, еще укутанные в туманную сонливость едва зарождающегося утра, мостовая, скрытая за клочьями влажного белесого дыма… Мысли Юно гнали его вперед – к лечебнице под ликом Святого Готтхарда, к развалинам обгоревшего, покореженного здания, где, возможно и вполне вероятно, и скрывалась Ангела.
Детектив боялся не успеть… Шестое чувство, какое-то тошнотворное, отвратительное предчувствие подсказывало ему, что стоит торопиться. Мужчине все больше и больше казалось, что злой рок, нависший над ним, не дает ему оказаться в нужном месте в нужное время, торопит тогда, когда стоит выждать, заставляет опаздывать там, где следовало бы поторопиться…
В сердцах Юно подгонял возницу, понимая, что лишь нервничает все больше и больше… Детектив очень боялся не успеть…
-
-
05.05.2010 в 23:00- Ты обманул нас, – видимо, по приказу самого Бритвы, головорезы пропустили детектива в подземелья лечебницы.
Рыжеволосый парень сидел на самом краю металлического стола, его руки были скрещены на груди, губы сжаты, во всей позе чувствовалась какая-то нервозность. На возглас детектива он едва вздрогнул, но даже не посмотрел на Юно.
- Слабоумный мальчишка, хочешь навредить девушке? Хочешь, чтобы она погибла? – детектив сделал еще шаг вперед, и в тот же миг двое мужчин преградили ему дорогу. Юно поднял ладони в знак того, что понял предупреждение и отступил назад, к так и не вышедшему из полумрака Земану.
- Да не хочу я этого! – вдруг как-то по-мальчишески надтреснуто вскрикнул Бритва. – Ты, дядя, думай, что говоришь, – взгляд рыжеволосого, злой, жесткий, но в то же время затопленный чем-то, слишком отдававшим безысходностью, уперся в Юно. – Думай, что говоришь, - повторил Бритва уже тише, мгновенная юношеская вспышка гнева прошла, - а то ножом по глотке и в реку. Влтава и не то терпела.
- Я-то думаю, - не уступал детектив, в его голосе – холодном, безэмоциональном – послышалась сталь, - думаешь ли ты, Бритва? Ты видел жертв этого монстра? Я видел… Мертвые, изломанные тела. Без внутренностей. И только разрез через все тело, края на животе западают внутрь, потому что все органы вырваны… даже не вырваны, нет, любовно, с аккуратностью и заботой вырезаны, – Юно прервался на мгновение, глубоко вздохнул. Сам он отчаянно боролся с тошнотой. - Все вымыто… ни кровинки, ни грязи, ни кишок… и так тщательно, словно кукла или ребенок, жертва спелената мешковиной. Только и видны – серая шея в синих прожилках и неживое лицо, все в темных отметинах вен и трупных пятен, – несколько мгновений Юно молчал, силясь перебороть собственные воспоминания от увиденного. – Хочешь такого для Ангелы? Хочешь, а? – Юно посмотрел на рыжеволосого.
Парень казался белее мела, веснушки какими-то болезненными пятнами выделялись на его коже, шрам, наоборот, налился кровью и казался теперь набухшей язвой, готовой вот-вот прорваться. Бритва медленно покачал головой, его взгляд теперь упирался в пол под ногами Юно, у детектива на мгновение возникло чувство, что парня вмиг покинули все силы.
- Тогда давай поговорим, хорошо? – вкрадчиво произнес мужчина. – Я начну. Ангела пришла к тебе ночью три дня назад. Попросила помочь. Ты ее спрятал, так? – Юно изучающее смотрел на Бритву, ожидая реакции. Когда парень утвердительно кивнул, детектив продолжил: – Девушке нужен был морфий для отца, в добыче которого ты ей активно помогал. Но в этот раз она не поехала к отцу. Почему?
- Она прибежала сюда ночью, такая напуганная, вся в слезах… такая беспомощная. Сказала, что не может вернуться, не может ни к кому обратиться. Что остался только я. Все говорила, что ее предали, что на нее хотят повесить все эти убийства. Но я знал, что она не такая, понимаешь, знал. Этот больной старикан, полоумная тетка в темном доме… Никто не помог бы Ангелу. Все хотели только убить ее. Изничтожить. Всю кровь выпить, все соки… - говоря все это, Бритва лишь больше злился и нервничал, сам же увеличивал свой страх. - Она не смогла бы никого убить. Скорее уж на нее бы напали. Я обещал помочь. Спрятать ее.
- И ты спрятал, - резко перебил рассказ рыжеволосого Юно, - Ангелу – да, но ее отцу все так же требовались лекарства.
Расценив паузу в словах детектива, как возможность продолжить рассказ, Бритва произнес:
- Да, нужен был морфий этот хренов. Куча целая морфия. У Ангела не было денег, по крайней мере, с собой не было. Да и возможности лекарство отвезти старику она от страха тоже лишилась. Я часа три потратил, пока уговорил ее уехать куда-нибудь подальше от этого города, куда угодно, лишь бы она спаслась… Я даже хотел деньгами помочь, и помог бы, - Бритва повысил голос, будто уговаривал сам себя в чем-то.
- И ты повез морфий в приют для умалишенных, - кивнул Юно и пояснил на вопросительный взгляд рыжеволосого: - Доктор опознал тебя.
- Да, Ангел никому больше не могла довериться, поэтому я повез сам. А когда вернулся, она рассказала мне об украшениях, которые у нее в заначке хранились. Чтоб долга передо мной не держать, дура, чтоб расплатиться. И на лекарства отцу деньги, и на дорогу.
- Вот теперь поподробнее. Откуда у нее эти украшения.
- Тут-то все просто, - пожал плечами Бритва. – У Триверти – у ихнего босса, который кабак содержит, правило есть – на стороне не работать. Ну и за нарушение он выгнать может. Да и, скорее всего, выгонит. Ты не смотри, что он хилый да мелкий на рожу-то - сталь, а не характер. Он сам все построил, дело свое, зубами в него вцепится, а не отдаст.
Юно на мгновение нахмурился. При встрече с итальянцем детективу показалось, что в нем чувствуется какой-то страх… Пусть лишь отголоски, заглушенные деньгами и властью, но все-таки именно эти крупицы страха, видимо, и заставляли стальной характер Триверти прогибаться… Чем же он мог быть напуган?
- Вот Ангел откуда-то и узнала, что ее товарка на сторону работает, и по наущению, не иначе, начала из нее шантажом деньги выманивать – отцу. Нет, ты не подумай, не такая она была. Не могла она сама… Не могла… - рыжий опустил взгляд и помолчал несколько секунд. – Она хорошая, Ангел-то. Вот подружка-то ее и выменяла молчание Ангела на сережки.
- А дальше, – Юно мысленно отметил столь резкую уверенность парня в абсолютной непогрешимости Ангелы и мысли на счет наущений шантажировать провинившуюся. Детектив помолчал несколько секунд – решил, что не стоит раскрывать перед бандитом, что серьги в день смерти были на жертве. Это бы вызвало резкий протест у парня, и разговор, скорее всего, был бы грубейшим образом прерван, - как только Ангела рассказала тебе о тайнике и украшениях, ты отправился в дом старухи, чтобы забрать их. Но та тебя прогнала.
- Старая сука, - Бритва сплюнул. – Если б не она… Ангел, дура набитая, решила в любом случае долг мне вернуть, за лекарства расплатиться, что я ее папашке отвез.
- И? – Юно, будто в единое мгновение почувствовавший всю неумолимость течения времени, хотел как-то подогнать бандита.
- И-и, что и? Пошла сама к старухе. Серьги добывать. Уж часа два нет, – зло огрызнулся Бритва.
- Идиоты… - с усталой обреченностью прошептал Юно, в следующий момент кинул рыжеволосому зажатые в кулаке украшения. Рубины блеснули в воздухе и, жалобно звякнув, серебряной огранкой о грубые камни пола, упали к ногам парня. – Держи свою плату. Пойдемте, Земан. Возможно, мы еще успеем, – бросил он прозектору уже на ходу.
- Вот чего не понимаю, - прошептал Земан, поднимаясь по узкой лестнице вслед за Юно. – Бандит – бандитом, таких на каторгу отправляют, а о девушке заботился.
- Никому не запрещается любить, - обронил через плечо Юно, быстрым шагом пересек пыльное помещение, пропитанное гарью и вонью, - ни ему, ни вам… ни мне…
Юно рванул на себя ручку разбухшей от сырых туманов, держащейся на одной петле двери и сделал шаг на улицу.
- Стоять на месте! – мгновением спустя стремительный шаг детектива прервал громогласный крик Бенеша.
-
-
05.05.2010 в 23:15Широкими шагами следователь мерил свой кабинет. Его руки были сложены за спиной, пальцы накрепко сцеплены в замок; нахмуренные брови, морщины, избороздившие лоб и ярость во взгляде говорили о крайней степени нервного напряжения. Юно, неудобно сидящему на самом краю жесткого стула, еще так не понравившегося ему в первый визит в управление, пришла мысль о том, как не похож сейчас этот человек на себя после первых убийств. Тогда, уверивший себя в простой случайности диких в своей жестокости совпадений, Бенеш выглядел спокойным, даже немного сонным. Сейчас же его внешность выражала ту степень нервозности, когда человек начинает хвататься хотя бы за любую, пусть даже самую призрачную подсказку, чтобы только быстрее привести события к финалу. Закончить все любым образом. Или же впадает в некий ступор… Оба варианта Юно крайне не нравились…
- Это зашло слишком далеко. Вы оба – я подчеркиваю – оба теперь под подозрением. Я больше не могу сдерживать своих людей от догадок на счет вас, детектив, догадок, признаюсь, вполне обоснованных. А ты, Антонин, бросаешь на себя и свою репутацию весьма мрачную тень, участвуя в подобном расследовании, - Бенеш остановился у стола, не отрывая взгляда от мужчин, на ощупь нашел помятую пачку сигарет и в десятый раз за последние полчаса закурил.
- А что думаете вы? – спокойно ответил Юно.
- Я? – следователь издал короткий смешок. – Я думаю, что вы, если – заметьте – если не причастны каким-то образом к этим убийствам, то, в любом случае, действуете на руку убийце. Неужели вы думаете, что хотя бы кому-то здесь способны помочь? Еще одна бедная девушка зверски убита. Лилич Ангела, девятнадцать лет… совсем молодая. Я слышал лишь часть допроса этой шпаны, называющей себя бандитами. Вы напугали девушку своим появлением, вы, именно вы заставили ее отправиться домой за украшениями. Понимаете, о чем речь? – Бенеш порывисто взмахнул сигаретой, столбик грязно-серого пепла упал на его ботинок, но мужчина этого даже не заметил. – Вы будто магнитом притягиваете неприятности, вы заставляете людей вокруг страдать. Я еще в прошлый раз говорил вам – уезжайте. Уезжайте и не мешайте полиции.
- Здесь моя сестра. Вы знаете, что я никуда не поеду, - хмуро отозвался Юно. Мысль о том, что Ангелу – в мыслях детектива девушка все еще оставалась живой, смеющейся, плачущей… живой – вспугнуло их появление, их решение отправиться в психбольницу к ее отцу, жгла детектива с самого момента разговора с Бритвой, уже в ту секунду он подумал, что снова безнадежно опаздывает, снова ставит под угрозу чью-то жизнь.
- Да полиция защитит вашу сестру лучше вас! – неожиданно громко рявкнул Бенеш. – Ваша эмоциональная заинтересованность в этом деле мешает вам думать, мешает мыслить как профессионалу… Если бы только вчера вы не пошли к бандитам сами, а отправились в полицию и все честно рассказали… Скорее всего, эта бедная девушка сидела бы сейчас у себя дома, живая, здоровая… А теперь, - Бенеш поморщился, словно боролся с тошнотой, - ее тело лежит в морге с изуродованным лицом… Ужасное зрелище… - следователь с силой затушил сигарету в пепельнице и тут же взял следующую, начал разминать ее в пальцах.
- Постойте, что с ее лицом? – резко спросил Юно.
- Выстрелили ей в лицо, вот что, – беззлобно, скорее, с какой-то глухой тоской проговорил Бенеш.
- А знак на лбу? Знак был? – нахмурился Юно.
- Снова вы за свое? Девушку убили, а вас только это одно интересует… – следователь, казалось, увлекшийся сигаретой, начал немного успокаиваться. – Не было никакого знака. Негде там было знак вырезать… Кровавая маска – вот что у нее от лица осталось. Выпотрошена, как и все. А знака нет, – Бенеш помолчал. – Проваливайте из города, отправляйтесь в свой Лондон, расследуйте супружеские измены и кражу столового серебра слугами, гуляйте под луной… Но оставьте нас в покое, оставьте вы уже в покое мой город… За вашей спиной люди так и гибнут.
- Я подумаю, - со злостью огрызнулся Юно. Слова следователя задели его. – Мы можем идти?
- Да идите, куда хотите, - Бенеш, наконец, прикурил сигарету и устало махнул рукой в сторону двери, - но еще раз, хотя бы единый раз я увижу вас рядом с расследованием, пеняйте на себя, – Бенеш перевел взгляд на прозектора: – А ты, Антонин? Как ты мог поставить себя под такой удар? По уши влезть в это дело?
Земан помолчал несколько секунд, видимо, собираясь с силами для ответа, и проговорил тихо, но твердо:
- Я могу помочь. Я, наверное, впервые в жизни не хочу отдаляться, не хочу запираться в подвале… я хочу помочь. Позволь мне осмотреть тело убитой. Возможно, я найду…
- Исключено, - в голосе следователя послышался металл. – Ты отстранен от дела. Я не изменю своего решения.
Земан опустил взгляд и шагнул к двери, у которой ждал Юно.
- Вместо того чтобы гоняться за фантомами, позаботился бы лучше о семье, Антонин! – крикнул вслед Бенеш.
Юно порывисто обернулся, но в этот момент Земан с силой хлопнул дверью, отделяя от них кабинет следователя.
-
-
05.05.2010 в 23:16Юно вновь вернулся к Влтаве… Ему уже казалось, что после каждого действия, совершенного в Праге, река, словно властительница и хранительница старого города, влечет к себе, тем самым отсчитывая течение времени, торопя свои воды вперед – в будущее. Спасаясь от прошлого, от тонущих в темных волнах мгновений, от людей и событий. Прикованная своей собственной жизнью к этому месту, река по крупицам мыслей приходящих к ней людей узнает все, что происходит в Праге.
Влтава хранила тайны и обиды, прятала их на дне. Скрывала догадки и помыслы, уносила далеко за горизонт радости и печали, вместе со временем гнала от старых берегов образы людей прошлого…
Юно думал об Ангеле… Ее образ, слишком живой в его сознании, не прекращал преследовать его ни на секунду… Бедная девушка. Сколь тяжелой была ее жизнь… какой быстрой была ее смерть. Испугалась ли она, на мгновение увидев перед собой тусклый блеск дула? Вряд ли даже успела что-то понять. С первых мгновений после слов Бенеша Юно задумался над тем, как девушка, настолько испуганная и подавленная, могла подпустить кого-то близко к себе… Ведь, скорее всего, стреляли с небольшого расстояния…
Ангела вышла из убежища, как только начало светать. Вокруг стоял густой туман, детектив убедился в этом утром на обратной дороге в Прагу. По короткому упоминанию следователя, девушка пришла к старухе, и вызвавшей позднее полицию, рано утром, напуганная до смерти, бледная, будто увидевшая призрака… Исхудавшая, словно больная. Очень испуганная. Долго искала что-то у себя в комнате. Тут ясно – серьги она не нашла… Ангела отправилась назад. Туман все еще стоял сплошной стеной… Насколько близко должен был находиться убийца, чтобы наверняка не промахнуться? Если он стрелял в лицо, значит, настолько, что они с девушкой могли видеть друг друга.
В воде у самой набережной что-то плеснуло – на мгновение Юно отвлекся, но уже через несколько секунд вернулся к своим мыслям.
Как убийца мог оказаться незамеченным? Ответ был очевиден – никак. Единственное возможное объяснение – Ангела знала этого человека, поэтому позволила ему подойти так близко. Она слышала шаги, знала, что кто-то приближается, но не спряталась, не сбежала… По всему выходит, что она знала убийцу… Как и знала его Всеслава…
-
-
05.05.2010 в 23:16Юно в очередной раз посмотрел на часы. На вопрос о хозяине слуга в доме Триверти ответил лишь весьма фривольным, никак не вяжущимся с отстраненной холодностью английских слуг, пожатием плеч. Господина Триверти дома не было.
Детектив пожелал подождать на улице, чем и занимался последующие полчаса. Хотелось курить, нервное напряжение мужчины в последние несколько дней давало о себе знать. Периодами сердце на несколько мгновений замирало или вдруг начинало биться в неровном ритме быстро-быстро, ночами Юно вздрагивал или внезапно просыпался от плохих снов, преследовавших его теперь постоянно. Алкоголь мог бы заглушить тревогу лишь на некоторое время – на пару часов блаженного тяжелого забытья, наполненного невесомыми ненужными мыслями… А вот курение – юношеская привычка вольного студенческого времени, навеянная более свободными во взглядах и суждениях друзьями-европейцами, благополучно оставленная где-то в той жизни, – могла бы спасти. Но пока мужчина сдерживался.
Наконец откуда-то издалека послышался гул приближающегося автомобиля – редкости, признака роскоши для нищей Чехословакии. Юно ни на мгновение не сомневался, что это господин Триверти. Детектив встал поближе к большим двустворчатым дверям – он не горел желанием получить по лицу, если вдруг головорезы итальянца примут его за кого-то опасного. Буквально через минуту детектив понял, что поступил абсолютно правильно.
С визгом тормозов из-за поворота появился и сам автомобиль – приземистый, вытянутый, сияющий отполированным корпусом. Он затормозил у высоких ворот чуть дальше от крыльца главного входа, из мгновенно открывшейся двери вышло двое уже знакомых Юно телохранителей – Борис и Юрий. Детектив поморщился: воспоминания о недавнем нападении еще давали о себе знать, а уязвленная гордость, пусть и успокоенная тем, что против двух намного превосходящих его по физической силе людей он бы все равно не устоял, жалила не хуже воспаленных от ударов нервов.
Телохранители огляделись, один – по собственным воспоминаниям мужчина решил, что это все-таки Юрий, – хмуро кивнул детективу и, низко нагнувшись к дверце машины, что-то зашептал находившемуся там итальянцу. Буквально через несколько мгновений появился и сам Триверти – выглядел он даже ещё более низкорослым и исхудавшим со времени их последней встречи. Это ощущение усиливали ссутуленные плечи и строгий приталенный костюм, заменивший растянутый шерстяной свитер.
- Господин Чон, - лишь тщательно оглядевшись и осмотрев улицу и окружавшую их обстановку, итальянец, наконец, вышел из машины и поприветствовал Юно сдержанным кивком.
- Здравствуйте, господин Триверти. Нам необходимо поговорить, - тем же сдержанно-деловым тоном ответил Юно.
Итальянец достал из нагрудного кармана пиджака белоснежный платок, отер лоб, словно на улице стояла удушливая жара, и, вновь оглядевшись по сторонам, произнес:
- Проходите, нет необходимости разговаривать на улице.
Боковым зрением детектив заметил короткий кивок телохранителям и сделал шаг к ступеням крыльца. Не заметить нервозность Триверти было невозможно. Юно начинало казаться, что весь город в каком-то одержимом падении в пропасть тьмы начинает сходить с ума от страха.
Пара минут ходьбы по знакомым по прошлому визиту светлым коридорам, устланным мягкими коврами, по тонким витиеватым лестницам, и мужчины оказались в той же комнате, где разговаривали в прошлый раз. Бутылки из разноцветного воздушного стекла и позолоченные рамы картин блистали в свете хрустальной люстры.
- Вы что-то хотели сказать, господин Чон, - мягко проговорил Триверти, пройдя к бару с резными дверцами.
- Убивают женщин из вашего борделя. Только из вашего, - с нажимом проговорил детектив. – Это наводит на определенные мысли. Я бы хотел просмотреть списки клиентов. Не поверю, что вы, господин Триверти, их не вели.
Итальянец издал короткий смешок.
- Наводит на определенные мысли… Да, господин Чон, – грустно усмехнулся Триверти. – К сожалению, наводит. И не только вас. Полиция изъяла все наши записи о клиентах на следующий же день после убийства этой бедной девочки, Всеславы.
Юно сжал кулаки. Тут он просчитался.
- Да не корите вы себя, - вновь усмехнулся старик. Некая нервозность в нем оставалась, но детектив не мог не заметить, насколько спокойнее стал вести себя итальянец в стенах собственного дома. – Могу поклясться, вы нашли бы там лишь набор неких псевдонимов, никоим образом не выдающих реальных людей. За это цена увеличивалась вдвое.
- Но если полиция заставит вас рассказать… - начал Юно.
- Полицию, не сомневаюсь, саму уже заставили, - махнул рукой Триверти. – Мои клиенты – уважаемые люди, отцы города. Никому не выгодно подобное расследование. В том числе, и начальнику местного управления полиции, – итальянец усмехнулся и извлек, наконец, из бара бутылку коньяка. Он налил жидкость цвета чая в два пузатых бокала из голубого стекла, один протянул Юно.
- Я не… - начал было детектив.
- Я хочу выпить, но не пью один – это вернейший путь к алкоголизму, - словно бы ни к кому не обращаясь, произнес итальянец.
Юно принял из его рук бокал.
- Нет ничего плохого в том, чтобы желать лучшего себе, как и нет плохого в том, чтобы выбирать меньшее из зол именно для себя, плохо только то, что всегда выбираешь не ты один… и чье-то лучшее в конце концов приведет к твоей смерти, – задумчиво сказал итальянец и сделал маленький глоток.
-
-
05.05.2010 в 23:17- Как вы относитесь к насекомым, детектив? – наливая очередную порцию коньяка в свой бокал, спросил Триверти.
- Отвратительно, - пожал плечами Юно. Этот день, наполненный пространными разговорами с примесью сказок и смутных пророчеств, гулко отдававшихся в мыслях, терпким дымом сигары итальянца и коньяком, действовал на мужчину умиротворяюще. Ему было интересно разговаривать с Триверти, интересно угадывать ход мыслей этого человека, пытаться найти в его словах какой-то двойной смысл. Конечно, пока выпитый алкоголь не начал действовать на него слишком сильно, путать мысли, представлять все немного в другом, пугающе мирном свете.
- Я их тоже не люблю, - медленно кивнул итальянец, - даже побаиваюсь. Насекомые назойливы, насекомые упрямы… да, вы правы, они отвратительны. Только ведь они живут и никого вокруг не замечают. Словно существуют только они, и никого больше в мире нет. Конечно, только до тех пор, пока не появляется какая-нибудь птица и не съедает очередную назойливую мошку… Верно?
- Согласен с вами, - кивнул Юно и залпом осушил бокал.
- Но ведь и птицы думают, что существуют только они и небо, да еще насекомые, маленькие и изворотливые. А потом появляется человек… Вы когда-нибудь охотились на птиц, детектив?
- Как-то не довелось, - Юно плеснул еще коньяка в свой бокал.
- Ну и хорошо. Птиц я люблю, - с короткой улыбкой заметил итальянец. - Но ведь как легко человеку поймать птицу! Свободную птицу, ничем не связанную, ничему не обязанную… Человек оседает на одном месте, человек строит жилище и растит капитал, и только считает всю жизнь. Считает прибыль и убытки, производит точную калькуляцию. Свобода для человека – капитал. Залог на старость. Как легко человеку убить птицу? Выстрелить дробью в дикую утку, свернуть голубю шею? Птицы пугливые, но разве они понимают, чего именно бояться? Разве они боятся смерти?
- Не знаю… - Юно потянулся к сигаретам. Алкоголь расслаблял, давал ощущение невесомости.
- Нет, я думаю, нет. Птицам важен лишь их собственный мир. Впрочем, как и человеку. Венец всего живущего, лучшая задумка Творца. Человек окружает себя стенами из финансов и капиталовложений, считает себя непоколебимым столпом мироздания… - Триверти замолчал, будто прислушиваясь.
- Но… - тихо продолжил Юно.
- Но… Вы правы, детектив. Именно «но». Человек в своей гордыне, в достатке и процветании не должен забывать, подобно птицам и насекомым, подобно глупым созданиям, что он не один. Что, помимо него, всего добившегося и достигшего, в мире существуют еще сотни людей, более властных и сильных. Сотни тех, кто может растоптать его, пожрать и даже не почувствовать угрызений совести… Мир сделок… мир дельцов… нельзя забывать, что всегда есть кто-то сильнее тебя. Нельзя.
Триверти надолго замолчал. Юно тоже погрузился в свои мысли.
- Я собираюсь вновь открыть «Бархатные коготки», – вновь, будто бы ни к кому не обращаясь, в пространство сказал итальянец.
- Что? – детектив с грохотом поставил бокал на низкий резной столик. Столь резкий переход от пространных рассуждений к делам насущным на несколько мгновений сбил его с толку. – Да вы с ума сошли!
- Нет, - Триверти разочарованно покачал головой, словно мужчина не смог оценить достойную шутку, – я коммерсант. Некоторым клиентам, знаете ли, понравилось ощущение опасности, исходящее теперь от девушек. Скажем так, клиентов разочаровывает временное закрытие «Коготков». Я владею еще несколькими местами подобного рода, некоторые из девушек готовы перейти в кабак старика, лучшее из моих заведений.
- Да подумайте хотя бы о них- об этих женщинах! – от негодования Юно вскочил с кресла. – Вы ставите под опасность чужие жизни. Черт, должны же вы о них заботиться!
- Я? – Триверти отставил свой бокал и холодно посмотрел на детектива. – Я? Нет, молодой человек, я содержу их, я нахожу им работу, я слежу за клиентами – ни одна из моих проституток не пожалуется, что кто-то из них ее обидел. Я не гоняюсь за маньяками. Это дело ваше, – в голосе итальянца проскользнул металл. – Взялись – значит, выполняйте. А нет – так катитесь к черту.
Итальянец замолчал, вновь прислушался. Он нервно ослабил узел галстука.
- Вам пора, детектив. А меня ждут неотложные дела.
-
-
05.05.2010 в 23:17Юно в очередной раз глубоко вздохнул и остановился на пороге гостиницы на Парижской улице. Алкоголь, который, как мужчина надеялся, выветрится от долгой пешей прогулки, все еще бурлил в крови. Он обжигал нервы и путал мысли, заставляя ступать неровно, то и дело отвлекаясь на что-либо, периодически хвататься рукой за не к месту подворачивающиеся на дороге стены, запинаться о мелкие булыжники мостовой. Да, действительно, в деле выпивки Юно не смыслил ничего.
Коротким кивком поздоровавшись с консьержем, мужчина поднялся по широкой лестнице, устланной вытертым, явно пережившим не одно поколение постояльцев ковром, и, наконец, оказался у дверей собственного номера.
- Я ждала вас, господин Чон, - послышался голос, и из узкого бокового коридора вышла женщина.
Юно не сразу понял, кто это. Строгая черная юбка в пол и короткое серое пальто сменили откровенный наряд, теплый расшитый платок закрыл волосы. Неизменными остались лишь перчатки, скрывшие кисти. Теперь они были черными.
Тереза подошла к детективу почти вплотную.
- Я могу войти?
- Конечно, - Юно пропустил женщину вперед и зашел сам, закрыв за собой дверь на хлипкий замок.
- Мне страшно, детектив, - Тереза присела на край кровати и подняла на мужчину полный отчаяния взгляд, - мне так невыносимо страшно…
Юно присел рядом с ней, женщина взяла его ладонь в свои руки. Ее взгляд смотрел куда-то в пустоту.
- Не бойтесь, - севшим голосом произнес Юно. Сейчас сильнее, чем раньше, он почувствовал и прочувствовал свою беспомощность и вину за это.
- Не могу. Этот страх буквально пропитал меня, въелся в мышцы и кости. Он не дает думать, сковывает. Порою мне кажется, что я схожу с ума от страха. Что мне делать, детектив? Что? – в голосе Терезы послышались слезы. – Успокойте меня как-нибудь, детектив. Скажите, что все будет хорошо. Скажите, умоляю вас.
- Все будет хорошо, все будет хорошо, Тереза, - на мгновение детективу показалось, что он успокаивает сам себя, заставляет себя поверить, что еще не все потеряно.
- А самое страшное, что я боюсь теперь находиться у нас в «Коготках». Боюсь, и все тут. Часами уговариваю себя, что там безопасно, но… не могу, меня начинает трясти при мысли, что надо туда возвращаться. Это место проклято… эти люди… люди прокляты.
- Ну что вы, успокойтесь, - Юно слегка сжал ладони женщины в своих руках.
- Старик куда-то делся. Он и раньше исчезал, но сейчас… в такое время… Анетта, извините, детектив, она ваша сестра, но она тоже постоянно куда-то уходит, подолгу не возвращается… словно и не боится. Словно думает, что с ней точно ничего не случится… Полина пьяна с самого утра, Зулу ото всех отдалилась, приходится по несколько раз звать ее, чтобы та откликнулась… Идея Карло открыть кабак… Глупость и жадность в высшей степени… Но он ведь не дурак. Знает, как мы боимся…
- Знаю, я был у него. Я все понимаю, - уговаривал женщину Юно. Он представил, насколько невыносимо сидеть в «Коготках», ждать открытия, быть запертыми, словно в ловушке.
- Эти глупые девочки так жаждут попасть к нам, их прельщают деньги, их манит защита Карло… глупые, глупые девочки. Как объяснить им, в какую яму они себя загоняют… И Джеджун… - наконец произнесла Тереза. С каким-то внутренним страхом Юно ждал упоминания женщиной этого имени. – Джеджун, самый непонятный из всех. Появился ни с того ни с сего, старик – вечно замкнутый на своем мирке – принял его с распростертыми объятиями, заботился. А когда начались все эти убийства, стал прятать, да так, что не жалел ни себя, ни нас… почему? Этот Джеджун никогда не отвечает на вопросы, ничего не рассказывает… мне страшно рядом с ним.
- Не бойтесь, я думаю, он неплохой человек, - неожиданно для себя ответил Юно, перебив рассказ женщины. Детектив ясно понял, что ему неприятно слушать подобное про мужчину, который неведомо как, но в столь короткие сроки завоевал его доверие и, возможно, что-то большее…
- Да? Вы слышали, как он говорит? Будто гипнотизирует. Чувствуешь себя, как кролик перед удавом… Не сомневаюсь, в конце концов, этот удав всех нас проглотит… Мы будто куклы для него, будто и не живые, не чувствуем, не боимся…
- Мне кажется, вы преувеличиваете… у страха глаза велики, - начал Юно, сам осознавая, что в словах женщины есть правда. Вспоминая, как Джеджун говорил, как заставлял подчиняться ему… Детективу начало казаться, что его голова вот-вот расколется.
- А мне кажется, - после паузы произнесла Тереза, - что вы забыли, кого хотели защитить. Запутались… Он и вас заколдовал, детектив.
Женщина поднялась. Ее лицо не выражало ничего, кроме грусти. Грусти и разочарования.
- Подождите, - потянулся за ней Юно.
- Спокойной ночи, детектив, - холодно произнесла Тереза и вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь.
-
-
05.05.2010 в 23:17В очередном кошмаре он шел по лесу… по мертвому лесу, словно напоенному какой-то отравой, пропитанному ею от корней до высохших макушек тонких изогнутых судорогой деревьев. В небе, в болезненно сером смешении низких туч не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего лучи солнца, пытающегося пробиться в это царство теней и вечных сумерек.
Он шел вперед. Ступал по высохшей, потрескавшейся земле. Его шаги гулким эхом прокатывались по окрестностям.
Деревья вокруг жаждали света… цвета… ждали живого семени, возродившего бы их лес, обреченный на вечные страдания. Деревья склонялись к земле, деревья молили. Но он не в силах был им помочь. Он понял это, едва взглянув на высохшие стволы, только вдохнув мертвый, наполненный стерильной безжизненностью воздух. Он не мог помочь даже себе самому. Словно погруженное в сон, застывшее на пороге смерти дерево, он будто и не жил вовсе, существовал, выживал… двигался вперед в робкой, спрятавшейся где-то глубоко-глубоко надежде, что кто-то оживит и его тоже.
Деревья тянулись к путнику, деревья просили его… Они не знали, что проходя по их мертвой чаще, он собирает последние капли их жизни. Нечаянно отнимает их, чтобы продолжать двигаться самому, чтобы просто вести отсчет времени… все дальше и дальше. До конца.
Деревья подчинялись ему, умирая за его спиной, рассыпаясь в пепел, оставляя позади лишь безжизненную высохшую твердь без надежды на спасение. Лишь только в последней предсмертной судороге моля его идти дальше… И он шел…
-
-
05.05.2010 в 23:35-
-
06.05.2010 в 00:13-
-
06.05.2010 в 11:15-
-
06.05.2010 в 19:21-
-
06.05.2010 в 21:03Да) Наконец-то)))
partymonster
Две, еще три на подходе) И дальше по плану писать по ночам в выходные, коих у меня будет три *сияет* Ибо днями предстоит написание диплома...
Anni-neko
*тискает Неку в ответ* Понравилось?) А скоро еще будет НЦа...
sawari
А мне Юно везде нравится
-
-
06.05.2010 в 21:47-
-
06.05.2010 в 21:56-
-
07.05.2010 в 09:53-
-
07.05.2010 в 15:11-
-
07.05.2010 в 18:08и удачи с дипломом