Автор: .Dancer.
Бета: ~dark_rose_for_elven_king~
Герои/пейринг: Юно/Джеджун
Рейтинг: R
Жанр: AU, детектив, ангст, хоррор, экшн
Отказ от прав: мальчики принадлежат себе, все описанные улицы реально существуют и принадлежат Праге, мысли принадлежат автору, в общем, не претендую
Краткое описание: Двадцатый век. Двадцатые годы. Мир испытал на себе всю ярость и мощь Первой мировой войны, Европа пытается оправиться от ран и построить жизнь по-новому. Чехия и Словакия объединяются в вымученный союз и выходят из-под правления Австро-Венгрии. Шаткое равновесие может быть нарушено лишь одним неверным шагом любой из сторон. Азия так же полна противоречий. Корея под властью Японии и жаждет свободы. В свою очередь, у японцев другие планы относительно мира. В это время человек, пытающийся откинуть свое прошлое, вынужден к нему вернуться...
От автора: Просто хотела сказать то, что по своей глупости не сказала раньше) Каюсь... Этого фанфика и вообще всей моей Праги не было бы без одного человека, которого я безмерно люблю и уважаю) miniMin, все что я делаю, - это лишь твоя заслуга) Ты всегда в моем сердце
Глава 1-10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15-16
Глава пятнадцатая, в которой Юно решает быть откровенным, но в дело вмешиваются рубины.
- Я всегда был примерным сыном. Сколько помню себя, с детских лет, не было ни разу, чтобы я ослушался его решения, – глаза Юно смотрели куда-то в потолок. Далекий и очень печальный взгляд будто замечал на грязном сером потолке что-то, недоступное другим людям, словно частичка безумия запертых в этом месте людей передалась ему… А, может быть, открыла истину…
Джеджун лежал рядом с ним на жесткой больничной койке и также смотрел в потолок. Где-то в глубине души художника плескалась обида. Обида даже не на Земана и его несвоевременное появление, обида за уничтоженный момент близости, за мгновения, наполненные безграничным доверием, растоптанные глупым появлением прозектора.
- Я не помню ни одного момента, когда я был готов ослушаться отца. Хотел? Да. Мечтал сказать что-то противоположное его суждению, привести свою точку зрения просто хотя бы как альтернативу его, а, может быть, даже разозлить, вывести из вечного состояния равновесия? О, да, – продолжал Юно, на мгновение на его лице возникла жестокая и в то же время горькая полуулыбка. – Ослушался ли я хоть раз его решения? Нет. Не мог. Отец не был жесток, а мать не была столь бесправна, чтобы не суметь защитить меня, но… как отличный пес, я выполнял все его команды с самого детства. Я был отлично выдрессирован, – губы детектива вновь растянулись в усмешке.
- Ты точно хочешь говорить об этом? – с сомнением произнес Джеджун. Его пальцы - холодные, замерзшие от сквозняков, гулявших по всем помещениям этой лечебницы, - осторожно коснулись запястья Юно. Тот ловко поймал пальцы художника, чуть сжал их в своей ладони, согревая. Тем не менее, на его лице не дрогнул ни единый мускул.
- Почему бы нет? – едва заметно пожал плечами Юно. – Почему бы не об этом… В конце концов, вся та жизнь уже далеко в прошлом. Как и отец, и мать, и домик в Кванчжу… и моя сестра – маленькая плакса Джихё… Теперь можно говорить.
Джеджун втянул носом воздух – то ли хотел сказать что-то, то ли просто вздохнуть. Казалось, Юно даже не обратил на это внимания, лишь на пару мгновений прервал свой рассказ.
- Меня дрессировали, Дже. Как пса. Хорошего пса – сторожи, выполняй команды и не смей тявкать на хозяев. Когда мне говорили учиться, я все силы отдавал учебе, когда говорили о нехватке денег, я подрабатывал. Когда отец удивлялся, что у меня так мало друзей, я шел и заводил друзей, становился центром всеобщего внимания… Если вдруг отец высказывал сомнение в моей смелости, на следующий же день я затевал драку до кровавых синяков. Я был лучшим. Лучшим, конечно же, в представлении моего отца.
После этих слов Юно надолго замолчал. Где-то в самой глубине, во мраке, затопившем его мысли, как искры, разгорались отблески воспоминаний. Когда-то яркие, заставляющие рваться всей душой к дому, теперь больше похожие на блеклые тени, родившиеся от тусклого неверного пламени свечи… Слишком долго Юно гнал от себя эти воспоминания, слишком отчаянно хотел забыть, почувствовать, наконец, правоту там, где никогда не ощущал себя хоть сколько-нибудь уверенным.
- Наверное, когда-нибудь я буду рассказывать все это с легким сердцем и на этом самом моменте скажу «а самое смешное…», - мужчина поморщился, как от боли.
Джеджун сжал губы. Он не мог ни помочь, ни облегчить боль, даже его присутствие здесь и сейчас казалось просто стечением обстоятельств. Тем не менее… Художник вздохнул и повернулся на бок, лицом к мужчине, его ладонь уверенно легла на мерно вздымающуюся грудь Юно. Детектив прикрыл глаза.
- А самое смешное, - голос мужчины дрогнул, - что именно эта любовь отца к дрессуре, в конце концов, освободила меня от него… Отличный ученик, способный, исполнительный, крайне усердный, пробившийся из провинции в университет в Сеуле… «Третье поколение юристов, третье!» - с нажимом твердил декан нашего факультета, потрясая кулаком в воздухе. Он так и не сел на место, пока особая комиссия во главе с ректором не выбрала спонсировать меня – скромного неразговорчивого отличника – для поездки заграницу. Тогда это вдруг стало модно – отсылать детей учиться заграницу, но, конечно, моя семья, сколько бы юристов в ней не рождалось, не могла позволить себе оплатить даже билет в один конец… Что ж, можно сказать, что мне повезло. Прошло несколько месяцев – таких незаметных, суетливых и в то же время бесполезных, - и вот я на Пражском вокзале в обнимку с потертым отцовским чемоданом.
Юно вновь замолчал. Вздохнул, на мгновение его лицо дрогнуло, Джеджун подумал, что детектив сейчас повернется, посмотрит на него, но тот, будто сдерживая себя, вновь устремил взгляд в потолок.
- Учебу я закончил с отличием, диплом получал здесь же. За полтора года в университете я изменился. То воспитание, та дрессура, что годами прививал мне отец, как-то прогнулась, размягчилась от вольной жизни. Я уже не хотел и не мог просто подчиняться… То, чему день за днем учили нас – отстаивать свою точку зрения, защищать ее. Не только и не столько своего подзащитного – тот-то должен в любом деле оставаться нейтральной, в некоторой степени абстрактной персоной – а саму твою мысль о его невиновности, всего-навсего твое личное мнение…
Наверное, можно сказать, что одна дрессура – более жесткая и стремительная, более напористая – в конце концов, подавила другую, ту, что годами взращивал отец, загнала ее куда-то глубоко в подсознание. Не важно… Появившиеся за время учебы друзья упрашивали меня остаться в Европе, обещали помочь и с квартирой, и с работой. Но мне не терпелось вернуться к отцу – показать ему, чего я добился… Каким стал…
- Каким ты стал, Юно? – тихо и с какой-то скрытой печалью, словно рассказываемая история разворачивалась на его глазах, словно он сам был ее участником, переживавшим, страдавшим, спросил Джеджун. На мгновение в его голосе послышались повелительные нотки, и он, будто желая подавить их, понизил голос, произнеся имя детектива уже беззвучно.
- Да по сути… - на мгновение мужчина замолчал, - по сути, только попав домой я понял, что ничего для меня не изменилось. Что для отца я не вырос, не стал взрослым, как и не стал самостоятельным… как и не стал дипломированным юристом. Все и всегда отец знал лучше меня. Для него я остался мальчишкой, бесправным в своем мнении ребенком… С прорезавшимся гонором, с выросшим в разы эгоизмом, но все это списывалось на вольности Европы и по мнению родителей должно было скоро пройти… А я уже просто не мог по-другому. Не мог оставаться марионеткой в его руках, шансом исправить ошибки, совершенные им в молодости, просто материалом для взращивания надежной опоры в старости… Не мог больше терпеть, чтобы меня дрессировали. Поэтому, когда отец со всей торжественностью сообщил, что я женюсь на дочери его друга молодости, причем женюсь в ближайшее время, я взбунтовался. Оказывается, приготовления начались еще за полгода до моего возвращения… Этого вынести я тоже не смог. Не подчинился. Знаешь, меня взбесило даже не то, что выбор невесты произошел без меня, и не то, что я ее – бедную девушку – даже ни разу не видел… Нет. Из себя меня выводило осознание того, что он все знал… Понимаешь, знал наперед, как я поступлю. Будто это был только его расчет, не более. Отец дрессировал меня, чтобы я стал лучшим, а потом его же воспитание, как я понял только много позже, заставило меня отправить в мусорную урну все предложения о работе в Европе и вернуться домой – прямо к назначенной отцом дате свадьбы.
Юно сделал паузу. Ладонь Джеджуна мирно покоилась на его груди, вздымающейся в такт с размеренным дыханием.
- Я сбежал, - наконец проговорил детектив, разрывая гнетущую, наполненную лишь глухим жалобным завыванием ветра, тишину. – Как вор, как преступник… будто это я был не прав, я, а не он!.. Понимаешь?
Джеджун слабо кивнул. Резкий и, казалось, столь болезненный для детектива переход от постоянной сдержанности к проявлению своих истинных чувств словно забрал у художника все его силы. Будто это он сам сражался, пусть по-детски, пусть глупо, но сражался за независимость, за свое собственное мнение, за выбранное им самим будущее… На несколько секунд художник задержал дыхание – так оно и было на самом деле… Он и Юно – они оба словно были отражением одного существа в абсолютно разных мирах…
В момент, когда пальцы художника легко погладили волосы Юно, детектив закрыл глаза, окончательно проваливаясь в воспоминания. Словно он снова лежал в своей комнате, дождь за окном заливал улицы Кванчжу, а маленькая мягкая ладошка сестры гладила его по голове. Джихё, тогда еще совсем ребенок, была, казалось, единственным человеком, понимавшим, насколько тяжело было Юно, сопротивляясь самому себе и своей собственной покорности перед отцом, оправдывать возложенные на него ожидания.
- Я бросил ее… мою Джихё, – тяжело проговорил детектив. – Даже не попрощался… Первое время еще тешил себя глупой мыслью, что вернусь и заберу ее тоже, и только потом понял, что это все лишь отговорки для успокоения совести.
Джеджун закусил губу. Ему отчаянно хотелось сказать хотя бы что-то, что могло бы утешить мужчину, но все подходящие слова словно запутались в его собственных мыслях о доме… о Родине…
- Ты дурак, Чон Юно, – просто сказал он, поднимаясь с кровати. – Ты коришь себя за то, что не можешь спасти всех и вся. Поэтому ты и стал детективом, а не адвокатом… Пытаешься быть максимально полезным… Ради себя, не ради тех, кого спасаешь.
Детектив сел, непонимающе взирая на художника. В его взгляде читалась легкая обида и очень много непонимания.
Джеджун устало вздохнул. На мгновение на его губах появилась легкая усмешка… Мужчина нагнулся к Юно, неподвижно сидящему на кровати словно в каком-то оцепенении. На мгновение их губы встретились, не в поцелуе, просто в легком прикосновении. Затем художник отстранился.
- Просто спаси себя, этого будет достаточно, - только сказал Джеджун и вышел из комнаты.
Далее – в комментариях